Невилл читал много умных книжек, и в некоторых из них даже были метания одиноких мужей — обычно, правда, все же вдовцов, а не разведенных, и особенно — не разведенных по собственной же инициативе, но на глаза ему ни разу не попадалась книжка с названием "Что делать, если вы притворились, что изменяете жене, чтобы избавиться от нее, и теперь расстроились". Возможно, если подобное произведение искусства все же существовало, спросом оно бы все равно не пользовалось. Невилл предполагал, что подобная проблема может быть только у него — как, собственно, все его проблемы, которые обычно не появляются в жизни нормальных людей.
Невилл, кажется, нормальным человеком не был.
Не было у него так же и книжки, которая рассказала бы, что ему стоит делать, если он вероломно вломился в дом своей знакомой и теперь ввергался в бездну депрессии, сидя у нее на кухне. Добросердечная Андромеда Тонкс плеснула ему в стакан огневиски и оставила наедине со его горем, и теперь Невилл терялся, был ли его грустный визит в гости актом невежливости.
Честно говоря, ни к кому другому пойти он не мог.
Все его друзья, понимаете ли, оказались поехавшими.
— Да черт возьми, — в сердцах сказал Невилл и уставился в полупустой стакан, потому что, пожалуй, больше ему сказать было нечего.
Пять часов назад он сообщил своей жене, что встретил давно потерянную любовь всей его жизни. Шесть часов назад он сказал своей дочери, чтобы она собирала вещи, потому что сейчас он сделает самый бесчестный поступок в своей жизни, чтобы ей больше не приходилось ссориться с матерью и, возможно, в перспективе отправиться в лагерь для трудновоспитуемых подростков. Три часа назад он покинул дом, два часа назад он зашел в маггловский бар, час назад он понял, что так он скоро превратится в героя дешевых нуарных романов, протрезвил себя заклинанием и принес Андромеде Тонкс вишневый рулет взамен возможности посидеть где-нибудь, где он будет не так остро ненавидеть все свое окружение. Семья Тонкс-Люпинов было одним из немногих мест, где он мог не беспокоиться за то, что он сделает что-то... компрометирующее — по крайней мере, не больше, чем он обычно беспокоился.
Невилл одним глотком допил стакан, огляделся в поисках хозяйки дома и неуверенно встал из-за стола, чтобы взять бутылку огневиски, но в результате неловкого движения локтем сбросил стакан на пол. Раздался громкий звон, сменившийся хрустом раздавленных стеклянных осколков под подошвой его ботинка, и Невилл застыл на месте, тупо глядя на пол и стараясь не сделать что-нибудь, о чем он потом пожалеет — например, не заорать, потому что, если быть честным, его это все вот по столько уже достало.

— Бью посуду, — глупо ответил Невилл. Он наклонился к полу, чтобы подобрать осколки, тут же, конечно, порезался, негромко выругался, вспомнил о том, что он потомственный маг в неисчислимом количестве поколений и собрал стакан воедино заклинанием, от расстройства забыв, что его палочка лежит на столе. Он выпрямился, капая кровью на пол и сжимая стакан в руке. — Пью. Я, эээ...
Невилл сел, пригладил взъерошенные волосы окровавленной рукой, мгновенно став похожим на жертву убийства — или, скорее, учитывая его слегка отстраненный напряженный вид, на маньяка-рецидивиста, но как всегда ничего не заметил. На лбу осталась подсыхающая полоса крови. Невилл наконец-то сфокусировался на кровавых разводах на стакане, вытащил из кармана носовой платок и обернул им руку. Лечить себя заклинаниями он в таком состоянии не рискнул бы.
— Я вроде как развелся с Ханной, — объяснил он, наконец. — Вроде бы. Того. Да.
Он растерянно посмотрел на часы, обнаружил, что на них уже больше десяти вечера и он сидит над этим несчастным стаканом как минимум час, и ему стало неловко.
— Я, наверное, пойду, — пробормотал Невилл, снова вставая из-за стола со стаканом в руках, на этот раз — чтобы поставить его в раковину и включить воду. — Как, гм, дела на работе?
Это был самый тупой вопрос в сложившихся обстоятельствах, но Невилл, а) никогда не был мастером непринужденной беседы; б) пребывал в состоянии настолько разбитом, что вообще функционировал скорее на оставшихся у него рефлексах, а социальные рефлексы никогда не были коньком Невилла Лонгботтома, что было заметно сейчас особенно хорошо. Книжки "как сообщать своим племянникам, что ты развелся со своей женой и хочешь выйти в окно, когда они застают тебя пьющим на своей же собственной кухне" у него тоже не было, а потому он чувствовал себя максимально неудобно и глупо. Значительно проще было бы, если бы, скажем, долбаный Поттер не сбрендил, тогда он мог бы пойти к нему и сказать: "Приятель, Министерство снова ведет себя как полный ужас, и я развелся с Ханной, и может ты хочешь сходить в бар", и все было бы как-то социально приемлемо, но долбаный Поттер и был Министерством и пребывал в полном восторге от его работы. Может быть, когда ты начинаешь работать на высокопоставленной должности в ММ, тебе автоматически вшивают... Луна сказала бы что-нибудь о каких-нибудь там мозговых слизняках, в общем, чтобы ты придерживался курса партии. Это многое бы объяснило. Может, ему тоже стоит попросить такого же по причинам полной несовместимости с этой версией реальности.
Неожиданно успешно справившись со стаканом одной рукой, Невилл неловко утер рот предплечьем, искренне надеясь, что он выглядит не настолько жалко, как себя ощущает, и потянулся к пиджаку.

Невилл некоторое время молча смотрел на Тедди, борясь между двумя противоречивыми желаниями: остаться, потому что ему было не особенно куда идти (разве что к бабушке, к которой он временно закинул Анну, и которая смотрела на него с поджатыми губами и видом "Ну-я-же-говорила-даже-жениться-нормально-не-можешь", или, по крайней мере, ему так казалось), или сбежать, чтобы не выставлять себя еще большим идиотом. В конце концов он обреченно ссутулился и решил, что Тедди говорит вполне серьезно, и решил не превращать свою жизнь в очередной акт серии CSI, где обязательным гвоздем сюжетной программы является ловля беглых преступников. Еще Андромеду разбудят.
— Потому что... Слушай, в таком случае я беру виски, — безапелляционно заявил Невилл и вернул себе на законное место чисто вымытый стакан. — Я, в смысле, куплю вам новую бутылку, — пообещал он, как будто хоть кого-то на свете волновало это чертово виски. Руки у него слегка тряслись, и Невилл крепко сжал пальцы, чуть не заставив стакан лопнуть второй раз за пять минут. Это было бы полнейшим фиаско, если так подумать. — Потому... Моя дочь не умеет врать, — резко сказал Невилл. — Или притворяться. Ханна просто в бешенстве была каждый раз. Я так больше не могу, ладно? Они постоянно орут либо друг на друга, либо на меня, либо делают это одновременно. И я не хотел, чтобы у Анны... Были проблемы.
Правдой заключалось, что Невилл, скорее, не хотел, чтобы на него орали. Если быть искренним и честным, как на присяге перед премьер-министром, Невилл всерьез не думал, что Ханн сделает что-нибудь кроме бесконечного ора — впрочем, было очень сомнительным, что бесконечный ор мог хоть кому-то пойти на пользу, особенно несовершеннолетнему подростку. У Невилла, например, по ночам в ушах звенело.
— Самая забавная часть истории не в этом, — сказал Невилл, отвернувшись. Он взял себя в руки — вероятно, не без помощи еще полстакана виски, и теперь выглядел скорее мрачным, чем раздавленным. — Самая забавная часть истории не в том, что я развелся с женой, которая на меня постоянно орет, потому что это, честно говоря, даже в светские хроники бы не попало. Самая забавная часть истории в том, что я не мог сказать ей, что развожусь потому что на самом деле считаю, что она может ко всем чертям идти вместе со всем своим любимым министерством, потому что вот тогда бы меня точно уволили. Поэтому мне... — Невилл душераздирающе вздохнул. — В общем, мне пришлось сказать, что я встретил новую любовь всей своей жизни. Вот это, черт возьми, появится в светских хрониках. Мерлин, почему всегда все так, — Невилл машинально огляделся, словно ожидал, что на него сейчас из-за угла выскочит Андромеда, — охренеть как сложно.

Невилл нервозно оглянулся назад, ища на лице Тедди признаки осуждения, и, как ему показалось, он их нашел. Возможно, потому что он сам себя осуждал.
В конце концов, он любил Ханну. Невилла всегда немного обижало, как люди в последнее время на это реагировали — словно он был заподозрен в любви к дохлой лягушке  или чем-то вроде.
Ханна была хорошим человеком. По крайней мере, Невилл так считал. Гарри тоже был хорошим человеком, верно? И Гермиона. Просто что-то произошло, и почти все люди, которых он любил, оказались теми еще засранцами. Может быть это то, что делает с тобой взросление — честно говоря, сам Невилл не чувствовал себя каким-то особенно изменившимся с тех пор, как ему исполнилось двадцать, и это говорило плохо только о нем. Может, это правильно — с возрастом решать, что лучшее, что может предоставить государство — это стабильная замкнутая система, и плевать на всех остальных людей, чей мир был разрушен падением Статута, и на тех, кто не вписывается в этот новый дивный мир, и на всех остальных. Может, это нормальная часть эволюции человеческой личности. Что Невилл вообще мог знать о человеческой личности, в конце-то концов? Он разбирался только в растениях и репертуаре Битлз.
— Да, — мрачно сказал он. — Ужас, да? А Анна, ну, нет, конечно. Я отправил ее к бабушке. Просто я не могу... Слушай, не смотри на меня так, ради всего святого. У тебя такой взгляд, вроде "я же говорил", а у бабушки этот взгляд еще в десять раз хуже, и прямо сейчас я просто... в общем, не на том уровне жидкости в бутылке, чтобы это вынести.
Невилл со стуком поставил бутылку на стол между ними, сел на стул и наконец-то посмотрел в доброжелательное лицо Тедди. Может, там было меньше осуждения, чем ему показалось сначала, и это делало все еще хуже.
— Я ее любил, — со всей прямолинейностью подвыпившего человека сказал Невилл, — а теперь соврал о том, что ухожу к другой женщине и отобрал ее дочь, и знаешь что? Мне это отлично сойдет с рук, потому что я чертов герой войны, и мне от всего этого просто в окно хочется выкинуться, но, к счастью, у волшебников не прижилась идея жизни в многоэтажках. В смысле, не то чтобы я этого сделал, — поспешно поправился Невилл, всегда ратовавший за предельную честность. — Фигура речи.
Вся его жизнь какая-то сплошная фигура речи, притом крайне нелицеприятная.
Он вздохнул.
— Примерно это, — медленно сказал он, допивая второй с начала их разговора стакан, — случилось. Наверное, мне нужно пойти домой. Домой к бабушке, а не домой домой, в смысле.

- Да к черту твоего крестного, - пробормотал Невилл в стол. Он давно уже не называл Гарри Поттера по имени - словно отождествление его доброго друга Гарри, спасшего мир магической Британии несколько раз и абсолютно не гордившегося этим, Гарри, который неловко вырывался из рук Локхарта перед камерой, Гарри, который послал к черту Риту Скитер, Гарри, который был настолько положительным героем, что был практически ненастоящим - словно все это, применимое к новому роскошному Бренду Гарри Джеймс Поттер, глава Аврората на страже Британии, еженедельно поялвяющемуся в газетах, причиняло ему боль.
Что ж, пожалуй, действительно причиняло.
- Причем тут это? Меня бесит то, что я могу это сделать и что я сделал это, Тедди. Меня бесит, что эта ситуация вообще возможна. Я всегда так ненавидел всю эту чушь про героев войны, и вот я тут, воспользовался ей, и теперь я ничем не лучше.
Он попытался объяснить, как мог, но, честно говоря, выходило у него плохо. Вероятно, они с Тедди находились на слишком разном уровне содержания виски в организме. Невиллу просто тошно становилось от того, что он получил какую-то поблажку из-за того, что двадцать лет назад отрубил голову какой-то дурацкой змее. Реальные вещи н должны так работать.
Еще ему становилось тошно от того, что он снова появится в прессе. Как всегда накручивая себя, Невилл уже размышлял, как он модет разбить стул о голову репортера.
Чего он, конечно, увы, не сделает.
- А что мне делать? - мрачно поинтересовался он, слегка пристыженный Тедди. - Думаешь, если я просто не приду домой, это будет лучше, или что? У меня в детстве не было родственников, которые могли бы попасть в такую ситуацию, поэтому я ни малейшего понятия не имею, что мне делать. И что я вообще делаю. И все остальное тоже. Извини, Тедди. Я немного на взводе и веду себя глупо.
Проблема бытия отцом, когда из всех примеров родственников-опекунов у тебя была только древняя, как чучело грифа, бабушка, и немного странноватый дядя, который пытался беззлобно убить тебя все детство - это полное отсутствие ролевых моделей. Наверное, у Гарри была такая же проблема. Может, потому он стал таким дерьмовым отцом - ну и человеком в целом, кажется, тоже.
По крайней мере, у него была Джинни, а вот у Невилла оставалась только бабушка, и отдавать ей Анну на растерзание он не собирался. Должен же быть предел, когда семейство Лонгботтомов прекращает плодить невротиков.